Млекопитающие

Жизнь Животных

По рассказам Альфреда Брэма



Все о Брэме

Все о Животных

Продажа 1с

ЛЕВ

Достаточно взглянуть на льва, когда он стоит или лежит, сохраняя могучую и величествен­ную осанку, чтобы понять, почему его древние и современные народы называют «властелином зверей». Конечно, ученый не признает за львом этого титула и считает его только огромной сильной кошкой; но все же общее впечатление от этого прекрасного животного таково, что среди всех крупных кошек ему всегда отдают первое место.

Львы резко отличаются от всех остальных кошек. Главные признаки их — крепкое тело­сложение, могучее, покрытое короткими, плот­но прилегающими одноцветными волосами ту­ловище, величественная широкая голова, пу­чок волос в виде кисти на конце хвоста и у сам­цов грива на шее и на плечах. Туловище льва короче, чем у тигра, ягуара и других крупных кошек. Живот подтянут, но от этого животное кажется только еще более мощным и стройным. Львица отличается от самца отсутствием гривы. Различают несколько пород львов, обитающих в различных странах. Африканские львы круп­нее азиатских. Наиболее известны следующие породы: прославленный еще в древности варварийский лев, абиссинский, капский, персид­ский и безгривый, или индийский, лев.

Области распространения львов в настоящее время очень ограничены. Еще две-три тысячи лет назад львы жили в Палестине и даже на Балканском полуострове; но теперь и в Се­верной Африке их трудно встретить.

Нужно заметить, что наружность львов вообще очень изменчива и что все эти подразделения их на породы или подвиды довольно условны. «Из пятидесяти шкур африканского льва,— говорит известный охотник на львов Селус,-—едва ли найдутся две, которые были бы вполне сходны одна с другой по окраске и по развитию гривы. Можно найти все промежуточные формы гривы, начиная от едва заметной и кончая особенно красивой, но реже встречающейся, длинной, тем­ной и волнистой гривой. Но и это не все. Я за­стрелил двух прекрасных старых львов, кото­рые вместе скрывались в одном и том же кустар­нике. Один из них был очень темного цвета с хо­рошо развившейся гривой, другой совсем свет­лый и без признаков гривы. Вскоре после этого мы убили львицу с тремя львятами. Один из львят-самцов был почти черный, другой крас­но-желтый. Я убежден, что эти львята, вырос­ши, стали бы один темным с большой черной гривой, другой светлым с очень скудной гривой. Вообще по длине и обилию волос, а также по окраске шерсти среди львов встречается много отклонений».

Интересны различия между львами дикими и выросшими в неволе. «Я никогда не видел шкуры дикого льва, — говорит тот же Селус, — с такой хорошо развитой гривой, с какой встре­чаются большею частью львы в зоологических садах. Все дикие львы с развитой гривой имеют на локтях и на плечевом углублении по малень­кому пучку волос. Я никогда не видел ни одно­й своей охоты и побудить испугавшихся живот­ных к бегству. Это чаще всего бывает, когда львы охотятся вдвоем или в большом числе. В таких случаях вспугнутая дичь, убегая от одного льва, делается добычей другого. В этом Брэм убедился сам во время пребывания в Северной и Централь­ной Африке. В Южной Африке львы чаще рычат тогда, когда кончили охоту и уже насытились.

«С заходом солнца, — рассказывает Брэм,— кочевники загоняют свои стада в безопасную «серибу». Так называют ограду из густо пере­плетенных колючих ветвей мимозы. Стены этой ограды имеют до трех метров в вышину и до одного метра в толщину. Это лучшее, что могут сделать кочевники для защиты своего скота. Животные располагаются здесь на ночлег. Наступает темнота. Овцы блеянием сзывают ягнят. Мирно лежат уже выдоенные коровы. Бодрствует лишь стая сторожевых собак. Стано­вится все тише и спокойнее, шум умолкает; ночь господствует над станом. Жены и дети улеглись спать в одной из палаток. Мужья заканчивают последние работы около стада и тоже готовятся ко сну. На соседних деревьях африкан­ские козодои затягивают ночную песню или летают, распустив в воздухе свои пышные хво­сты. Они часто приближаются к серибе и шмы­гают вокруг спящего стада. Больше никто и ни­что не нарушает покоя. Даже чуткие собаки молчат, успокоенные всеобщей тишиной.

Вдруг точно земля начинает дрожать: это где-то поблизости заревел лев. Теперь он оправ­дывает свое арабское название «эссед», что значит «возбуждающий тревогу». Действитель­но, сильнейшее смятение и величайшая тревога охватывают всю серибу. Овцы, как безумные, бросаются к терновому плетню, козы громко блеют, коровы с ревом сбиваются в беспоря­дочную кучу, верблюд старается оборвать свою привязь, чтобы убежать, а храбрые со­баки, побеждавшие леопардов и гиен, громко и жалобно завывают и с визгом ищут защиты у хозяев. Мощным скачком перепрыгивает хищ­ник терновую стену. От одного удара его страш­ной лапы падает молодой бычок. Сильные зубы льва ломают шейные позвонки животного. Глу­хо рыча, лежит хищник на своей добыче,— его глаза сверкают торжеством и жадностью, хво­стом он хлещет воздух. Он освобождает на мгно­вение издыхающего бычка и снова схватывает его своими всесокрушающими зубами, пока тот совсем не перестанет шевелиться. Тогда лев начинает отступление. Ему приходится воз­вращаться назад через ту же высокую изгородь, а покидать добычу он не хочет. Чтобы с быком в пасти совершить обратный прыжок, льву нуж­на вся полнота его страшной силы. Но это ему удается. Я видел серибу высотой в рост человека, через которую перепрыгнул лев с бычком в пасти. Я заметил след, оставленный тяжелой ношей на верхней части забора, а по другую сторону загона видел углубление в пе­ске от падения бычка, которого затем лев пота­щил дальше. Правда, африканский рогатый скот не так тяжел, как крупные европейские породы, но все же, чтобы перенести бычка и тем более прыгнуть с ним, требуется огромная сила и ловкость. Я нередко видел следы таких льви­ных подвигов в виде борозды на песке, образо­вавшейся от тела жертвы, которую лев тащил, чтобы потом растерзать ее».

Все животные, не только домашние, но и ди­кие, приходят в ужас, как только заслышат рев льва. Даже воющие гиены смолкают на некото­рое время. Леопард перестает рычать. Обезьяны начинают громко визжать и, полные страха, взбираются на верхушки деревьев. Антилопы в бешеном беге пробиваются сквозь чащи. Если в пустыне идет караван, то навьюченные верблю­ды дрожат, перестают повиноваться погонщи­кам и, если это им удается, сбрасывают ношу и седока и ищут спасения в поспешном бегстве. Лошади становятся на дыбы, храпят и разду­вают ноздри. Даже человек, вооруженный огне­стрельным оружием, чувствует волнение и страх, когда впервые среди ночи слышит этот могучий голос. Рев льва не поддается описанию. Арабы называют его «раад», что означает «гром гремит». Кажется, что этот мощный гул исходит из глу­бины груди льва и хочет разорвать ее. Опреде­лить по рычанию место, где находится лев, труд­но, так как он рычит, склоняясь к земле, и звук, отражаясь от земли, разносится в разные сто­роны, действительно подобно грому. Самый рев состоит из чрезвычайно могучих звуков, сред­них между «о» и «у». Начинается рев обыкновен­но тремя или четырьмя протяжными звуками, почти похожими на стон, потом звуки все быст­рей и быстрей следуют друг за другом, затем опять наступает замедление, звуки слабеют и за­канчиваются рычанием.

Этот рев служит отличительной чертой льва. В нем яркое выражение его силы. Даже такой опытный и смелый охотник, как Селус, говорит, что «нет ничего более величественного и вместе с тем более возбуждающего страх, чем рев не­скольких львов, охотящихся вместе, если этот рев раздается невдалеке». Кроме рева, ко­торый уж не так часто можно слышать и на родине этих могучих зверей, львы издают еще протяжные звуки, напоминающие мяуканье кошки, и глухое ворчание или рычание, а при испуге — короткое фырканье, подобное кашлю.

Североафриканские львы нередко поселяются вблизи деревень и делают на них набеги. Лев — неприятный сосед для деревни; прогнать его плохо вооруженным людям не так-то легко. «Когда лев по старости уже не может охотиться за дичью, — рассказывает знаменитый путеше­ственник Ливингстон, — он вторгается в деревни за козами; если по дороге ему попадается жен­щина или ребенок, он хватает их. Львы, напа­дающие на людей, всегда стары. Когда туземцы замечают, что такой опасный хищник был в их деревне и утащил козу, то говорят: «Зубы его притупились, вскоре он умертвит и человека». Я тоже думаю, что в деревни заходят только старые, опытные львы, но, по-моему, зубы их еще вполне исправны». Победив страх перед людьми, такой лев делается бичом деревни. Только сторожевые огни, заботливо поддержи­ваемые всю ночь, охраняют деревню от его на­падения. Впрочем, и это средство не всегда действительно, так как некоторые львы, поте­ряв страх перед человеком, появляются и днем.

Мы рассказали, как львы нападают на домаш­них животных. «Совсем иначе, — говорит Ливингстон, — поступает лев, нападая на диких зверей. Он знает, что они чуют его на значительном рас­стоянии и что они достаточно быстроноги, что­бы убежать от него. Поэтому он подстерегает их или чрезвычайно осторожно подкрадывается к ним, вместе с другими львами, против ветра. И не только в ночное время, но и при солнечном свете. Однако, дневная охота льва — это исклю­чение; обычно же лев, прежде чем начать охоту, поджидает по крайней мере сумерок. Он следует за дикими стадами так же, как за домашними, и, подобно другим большим кошкам, подстере­гает их чаще всего у степных водопоев, к кото­рым животные пустыни приходят утолять жажду.

Когда спадает дневной жар и наступает про­хладная ночь, грациозная антилопа, кроткоокая жирафа, полосатая зебра и могучий буйвол спешат к водопою, чтобы освежить засохший язык. Осторожно приближаются они к источ­нику или к луже, зная, что для них всего опас­нее места, сулящие им освежение. Беспрестан­но нюхая воздух и прислушиваясь, зорко вглядываясь в темную ночь, ведет передовая антилопа «стадо. Ни одного шага не сделает она, не убедившись, что все тихо и спокойно. Боль­шей частью животные идут к водопою против ветра, и поэтому часто передовая антилопа во­время чует врага. Она останавливается, при­слушивается, вглядывается, внюхивается еще одно мгновение и вдруг бросается назад, обра­щаясь в поспешное бегство. Другие антилопы следуют за ней. Они далеко закидывают свои тонкие копыта и высоко подскакивают на бе­гу. Они мчатся через кусты и высокую траву и в быстром беге находят спасение. Так же приближается к воде и осторожная зебра, так подходит и жирафа».

За малейший свой промах эти животные рас­плачиваются жизнью. Лев выскакивает из за­сады и могучим прыжком обрушивается на добы­чу. Обычно он хватает ее за шею, иногда разры­вает пах, с которого охотнее всего начинает по­жирать добычу, выедая внутренности. «По моим сведениям,— рассказывает Селус,— лев напа­дает на зверей самыми разнообразными спосо­бами. Я видел лошадь, слоненка и двух анти­лоп, которые были убиты укусом в горло. Я также видел лошадь и несколько зебр, умерщ­вленных укусами в затылок. Буйволов лев одолевает, ломая им шейные позвонки. Впрыг­нув на плечи буйвола, он лапой хватает его за морду и рывком притягивает к себе, круто повертывая затылок. Я видел и убивал много буйволов, которые вовремя успели освободить­ся от льва, но у которых затылок и плечи были страшно искусаны».

Охотится лев преимущественно за крупной дичью и встречается чаще всего там, где много диких травоядных животных и крупного рога­того скота. Главной пищей льва служат все домашние животные, зебры, антилопы и дикие кабаны. «В Южной Африке, — сообщает Мор, — лев встречается только в тех местностях, где водятся буйволы, зебры и крупные виды анти­лоп. Слонов и носорогов он никогда не трогает, но на кафрского буйвола нападает не без успеха, хотя это мощное травоядное и умеет хорошо за­щищаться. Я убедился в этом по старому быку, которого я убил. Видимо, незадолго до этого лев напал на степного великана и страшно его изувечил. Оба уха быка были буквально изо­драны в клочки, а на шее и на затылке зияли страшные раны, нанесенные когтями хищника; один из огромных рогов был сломан, и из него сочилась кровь. Бой был ужасный, и все же старый боец отбился от льва».

Хотя лев обыкновенно нападает на диких жи­вотных сам, но все же он, как мы уже упоминали, охотно пользуется и дичью, которую убивают люди, а при неблагоприятных обстоятельствах не пренебрегает даже и падалью. «Южноафри­канский лев, — говорит Селус, — часто оказы­вается грязным обжорой. Если львы найдут убитого слона, то они насыщаются его зловон­ным мясом, быстро разлагающимся под лучами тропического солнца и кишащим червями. В те­чение долгого времени они каждую ночь воз­вращаются на это смрадное пиршество, пока не съедят все мясо до последнего кусочка. Ко­нечно, в таких случаях трапезу льва разделяют и гиены, и шакалы, которые ждут, пока лев насытится и отойдет».

На человека лев нападает не всегда и не везде. В Судане, где в некоторых местностях часто встречаются львы, почти не известны слу­чаи их нападения на человека. Там люди стано­вятся чаще жертвой крокодилов, чем львов. В тропической Африке, наоборот, известно мно­го случаев, когда львы, несмотря на сторожевые быстротой стрелы бросаться на врага. Между прочим, я никогда не видел, чтобы лев де­лал прыжки. Мне всегда казалось, что он, подоб­но собаке, приближается тяжеловатым галопом, причем удивительно быстро продвигается вперед. Я никогда также не наблюдал, чтобы лев уносил добычу на себе. По моим наблюдениям, все львы без исключения схватывают убитое животное за затылок и тащат его по земле. Живучесть льва, по крайней мере южноафриканского, са­мого крупного из всех,— невелика, в этом от­ношении он уступает даже крупным антилопам. Лев, если в его сердце или легкие проникает пуля, умирает гораздо скорее антилопы. Мясо львов едят. Оно довольно вкусно, беловатого цвета, как телятина».

Львица рождает от одного до шести детены­шей, чаще двух — трех. Они появляются на свет с открытыми глазами. Для родов мать отыски­вает место в чаще, как можно ближе к водопою, чтобы не ходить далеко за добычей. Самец, говорят, помогает ей доставать пищу и в случае опасности защищает детенышей вместе с мате­рью. Львята играют и возятся, как котята, а мать обращается с ними, как кошка. Это часто можно наблюдать в благоустроенных зоологи­ческих садах, где львов теперь разводят так же легко, как породистых собак.

В первое время львята довольно беспомощны.

Только на втором месяце они научаются ходить, а свои детские игры начинают еще позже. Вна­чале они мяукают, совсем как кошки, потом голос их становится сильнее и гуще. Через шесть месяцев мать перестает кормить их моло­ком, и они уже сопровождают родителей в на­бегах на незначительные расстояния. К концу первого года львята достигают величины боль­шой собаки. К третьему году у самца начинает пробиваться грива, но только на шестом или седьмом году оба пола вполне развиваются и шерсть их принимает окончательную окраску. Львы живут долго. Известны случаи, когда львы даже в неволе выживали до семидесяти лет. Однако, нередко бывает, что и при самом хоро­шем уходе львы быстро дряхлеют и теряют свой красивый облик. . «При правильном воспитании и хорошем ухо­де,— говорит Брэм, — львы, пойманные в моло­дости, легко делаются ручными. Я сам в про­должение двух лет воспитывал молодую льви­цу. «Бахида» — такова была ее кличка — очень привыкла к нашему двору и бегала там на свободе. Скоро она стала следовать за мной, как собака, ласкалась ко мне при всяком удобном случае и надоедала тем, что иногда приходила ночью ко мне на постель и будила меня своими ласками.

Спустя несколько недель львица приобрела власть над всеми животными, живущими на дворе, но не причиняла им вреда. Только два раза она умертвила и съела двух своих прияте­лей: в первый раз обезьянку, а во второй раз — барана, с которым она только что играла. С большинством животных она обращалась весьма задорно — дразнила и пугала их на раз­ные лады. Единственным созданием на нашем дворе, умевшим ее обуздать, был марабу. Когда они впервые познакомились друг с дру­гом, марабу стал наступать на Бахиду. Своим сильным клинообразным клювом он так отколо­тил ее, что она, хотя и после долгой борьбы, принуждена была уступить ему победу. Часто Бахида по-кошачьи припадала к земле и вспры­гивала кому-либо из своих воспитателей на плечи, но всегда лишь с намерением поиграть.

С нами она обращалась без всякого ковар­ства. Однажды я наказал ее; несмотря на это, через несколько минут она снова подошла ко мне и по-прежнему доверчиво стала прижи­маться ко мне. Гнев ее мгновенно исчезал, и ее можно было немедленно смягчить лаской.

Во время моего путешествия по Нилу из Хар­тума в Каир она жила на барке, где содержалась в клетке. Но как только мы причаливали, ее тот­час же выпускали на волю. Она долгое время носи­лась взад и вперед, как шаловливый жеребенок, и прежде всего испражнялась. Она была так опрятна, что ни разу за все время нашего путе­шествия не загрязнила своей клетки. Во время таких прогулок она не раз совершала всякие хищнические проступки. В одной деревне она задушила ягненка, в другой начала душить ма­лыша негра, которого мне, к счастью, удалось освободить. В Каире я мог спокойно гулять с ней по улицам, водя ее на привязи, а на паро­ходе при переезде из Александрии в Триест я выводил ее каждый день на палубу. Потом ее отвезли в Берлин, и я не видел ее года два; но при первой же встрече она узнала меня. Пос­ле этого опыта у меня нет оснований сомневать­ся в правдивости рассказов о ручных львах».

В дополнение к этому мы можем добавить несколько слов о львице Кинули, родившейся в Московском зоопарке и вскормленной соба­кой. Этого львенка взяла к себе одна из научных сотрудниц зоопарка. Она воспитала Кинули и сделала ее совершенно ручной, ласковой и послушной.

Copyright © 2012-2024 Жизнь животных