Обыкновенная, или лесная, куница — очень стройное и красивое животное. Ее туловище —

длиной около 50 сантиметров — посажено на короткие, но сильные ноги. Длина пушистого хвоста доходит до 30 сантиметров. Красивый мех ее состоит из желтоватой подпуши и бле­стящей бурой ости. На горле — пятно; у разных куниц оно бывает разной окраски: от белого до ржаво-желтого цвета.

Обыкновенная куница — настоящий лесной зверь, распространенный на всем пространстве европейской части СССР — от северной границы леса до Закавказья, всюду, где есть большие леса. Она проникла и на восток — от Ураль­ского хребта до Оби и даже несколько дальше этой реки. Куница широко распространена и в Западной Европе, от Скандинавии до Ита­лии. В горных лесах Средней Европы она места­ми еще довольно многочисленна. Куница стойко держится даже в тех лесах, где бывает людно и шумно. Под самой Москвой она обитает в Ло­сином Острове, расположенном между Соколь­никами и Мытищами. Ее не отпугивают приго­родные поселки, электропоезда и многочислен­ные дачи.

Куница — смелый хищник. Ловит она мелких млекопитающих — полевок, полчков, белок — и лесных птиц, особенно рябчиков и тетеревов, к которым очень искусно подкрадывается. По сло­вам западноевропейских зоологов и охотни­ков, куницы нападают даже на детенышей косули. Лесничие и охотники не раз описывали подобные случаи. Но в общем нападения куниц на таких крупных животных очень редки. Зайца куница хватает в логовище или когда он ест, а водяную крысу преследует, как говорят, даже в воде. Куница истребляет вредных грызунов, но отчасти и сама вредит лесам, уничтожая по­лезных птиц и их яйца. Куница непрочь пола­комиться медом диких пчел и усердно отыскивает их гнезда. Ест она и насекомых и лесные ягоды. Пробираясь в фруктовые сады, ворует спелые вишни, сливы и груши. Когда пищи в лесу становится меньше, куницы изредка при­ближаются к человеческому жилью и нападают на птичьи дворы, курятники и голубятни.

В апреле или мае самка, устроившись в дупле дерева или старом гнезде, рождает от трех до шести слепых детенышей. Первое время она почти не покидает гнезда, но уже через несколь­ко недель детеныши начинают выходить вслед за матерью. Они бегают вместе с ней по деревьям, ловко и резво прыгая по сучьям. К следующей весне молодые куницы вполне развиваются и становятся способными к размножению. В не­воле они легко приручаются, особенно если взяты в раннем возрасте.

«Мне принесли молодую куницу, — рассказы­вает Ленц, — которую только в этот день нашли в дупле дерева. Зверек был ростом не более крысы; движения его были еще медленны. Он старался спрятаться в какую-нибудь ямку и даже царапал пол, пытаясь вырыть себе норку. Сначала маленькая куница кусалась, но уже через день стала ручной. Она вскоре стала пить теплое молоко, а через несколько часов ела положенный туда хлеб. Несмотря на малый возраст, моя куница была очень чистоплотна и для своих испражнений выбрала один уголок клетки. На второй день я пустил к ней живого воробья. Она тотчас же его схватила и жадно съела всего, вместе с перьями. Вслед за тем она съела еще двух воробьев. На шестой день ночью куница вылезла из клетки, загрызла молодого кобчика, сидевшего в той же комнате, и съела голову, шею и часть груди птицы. С каждым днем она делалась все более хищной и нападала на всех, кого могла одолеть. Если она была сыта, то часами играла с пущенными к ней живыми птичками. Так же она вела себя и с молодыми хомяками. Она безостановочно прыгала и скакала около злобно фыркающего хомячка и била его по голове то одной, то другой лапой. Проголодавшись, она сразу бросалась на него, перегрызала ему череп и съедала свою добычу с когтями, кожей и шерстью. Став почти взрослой, она смело нападала и на взрос­лых хомяков, одолевала их и съедала, загры­зала также кроликов и душила больших, силь­ных петухов.

Пока куница была еще юной, она охотно играла с людьми, но когда выросла, стала ку­саться, хотя и без злости. Однажды во время игры она крепко схватила зубами мою руку. Укус ее, несмотря на толстые кожаные перчатки, был очень болезнен. Особой привязанности к своему воспитателю я у куницы не замечал, но она никогда не делала вреда людям, которые с ней хорошо обращались. Когда куница спо­койно лежала в гнезде, она издавала не то вор­чанье, не то мурлыканье, похожее на тихую барабанную дробь. Я никогда не слышал, чтобы куница тявкала, как хорек. Рассердившись, она громко ворчала».

Однако, не все куницы и не всегда ведут себя так, как это описывает Ленц. «Одна ку­ница,— сообщал Брэму Гришов, — была такой ручной, что я мог брать ее на руки и ласкать. Она каждый день лазала по карманам моего отца и исследовала их самым тщательным обра­зом — она привыкла находить там разные ла­комства. Очень любила она также залезать в рукав пиджака, чтобы там погреться. Наша собака-крысоловка охотно и хорошо играла с куницей. Было весело смотреть на них. Оба рыскали по комнате: собака с громким лаем, а куница — прыгая и лазая по шкафам. Часто она садилась верхом на собаку, как обезьяны садятся на спину медведя. Иногда четвероногая всадница надоедала собаке. Тогда очень хитрым способом крысоловка избавлялась от нее. Ку­ница была привязана на длинной веревке. Со­бака убегала как можно дальше, и натяну­вшаяся веревка сдергивала с нее куницу.

Иногда они ссорились, и куница удалялась в бочонок, где была устроена ее постель. Собака становилась около бочонка и ждала. Но ссора длилась недолго. Куница выходила и ударяла собаку лапкой по морде. Это служило сигналом для новой веселой возни».