Шимпанзе отличается от оранг-утана тем, что у него руки короче, а ноги длиннее. Старые шимпанзе-самцы достигают 1,7 метра высоты. Надбровные дуги у шимпанзе не особенно за­метны, челюсти сильно выдаются. Зубы накло­нены вперед. По строению тела эта обезьяна меньше, чем оранг, приспособлена к жизни на деревьях. Скелет шимпанзе больше напоминает человеческий, нежели костяки других челове­кообразных обезьян.

Выражение лица у шимпанзе кроткое. Светло и добродушно смотрят его большие глаза. Нос плоский, нижняя губа выдается из-под верх­ней. Обе губы подвижны и могут сильно вытя­гиваться.

Волосы у шимпанзе прямые и довольно длин­ные. Особенно длинны они на затылке, щеках, плечах и спине. Основной цвет шерсти черный или темно-бурый.

Шимпанзе не может долго стоять прямо. Он ходит на всех четырех конечностях, при этом пальцы рук пригибает к ладони и опирается о землю тыльной поверхностью рук. От ходь­бы эти места на руках покрыты мозолями.

Прежде считали, что шимпанзе живут исклю­чительно в Верхней и Нижней Гвинее и в обла­сти, примыкающей к ней (от реки Гамбия до Конго). Теперь известно, что животное это рас­пространено также и во внутренней Африке до страны Великих Озер.

«Нельзя сказать, — пишет африканский путе­шественник Соваж, посетивший Нижнюю Гви­нею, — чтобы шимпанзе жили обществами. Ред­ко можно встретить их в количестве больше пяти. Располагая надежными сведениями, я мо­гу утверждать, что большими стадами они соби­раются только случайно. Свои жилища, похо­жие на гнезда, шимпанзе строят на деревьях, не очень высоко от земли. Гнезда шимпанзе не­редко находят в ветвях толстых, богатых лист­вой деревьев на высоте от 8 до 12 метров от зем­ли. Постоянного местопребывания у этих обезьян нет. Они живут там, где находят пищу. Чаще всего мы встречали шимпанзе на высоко распо­ложенных местах, вероятно, только потому, что на низменностях, удобных для земледелия, леса были вырублены. На одном дереве редко при­ходится встречать больше одного или двух гнезд. Однажды, впрочем, мы нашли пять гнезд».

Из всех видов человекообразных обезьян жи­выми в Европу чаще всего доставляют шимпан­зе. Но здесь они живут недолго, обыкновенно не больше двух — трех лет. Между тем, в Запад­ной Африке, как уверяют, шимпанзе даже в не­воле живут по двадцать лет, становятся боль­шими и сильными. Путешественники сообщают, что пойманные обезьяны этого вида почти все­гда кротки, благоразумны и общительны. Зна­менитый натуралист Бюффон говорит, что его шимпанзе был печален и серьезен, в движениях его была обдуманность и сдержанность. Он не обнаружил ни одного из тех дурных качеств, какие свойственны павианам, и не был таким резвым, как мартышки. Он слушался слова, даже знака. Шимпанзе подавал людям руку и расхаживал с ними по комнате. Сидя за сто­лом, эта обезьяна обвязывалась салфеткой и по­сле питья вытирала ею губы. Она сама нали­вала себе вино и чокалась с присутствующими. Приносила чашку и блюдце, клала в нее сахар, наливала чай и, дождавшись, пока он остынет, пила. Она никому не делала зла. Подходила к человеку скромно и очень радовалась, если ее ласкали. Этого шимпанзе поставили перед зеркалом. Он с любопытством рассматривал странный для него предмет и, казалось, онемел от удивления. Затем он вопросительно взгля­нул на своего хозяина, потом — снова в зеркало. Заглянул за зеркало — нет ли кого там. Он не­сколько раз всматривался в свое изображение и ощупывал себя, как бы желая убедиться в дей­ствительности. Словом, он вел себя совершен­но как человек, в первый раз увидевший себя в зеркале. Если шимпанзе учить, то он может мно­гому выучиться.

Он понимает, что ему говорят, и сам умеет выражать свои чувства, — конечно, не словами, но настолько выразительными звуками и движения­ми, что в их значении нельзя ошибиться. Он по-разному ведет себя со взрослыми и детьми. Де­тей шимпанзе любит, даже если они дразнят его. Шимпанзе проделывает остроумные выходки и шутки не только над животными, но и над людьми. Особое его внимание привлекали предметы, ко­торыми его научили пользоваться. Шимпанзе хитер, даже лукав, своенравен, но не упрям. Развлекаясь в одном обществе, он скучает в другом. Позволяя с собой шутить, он сер­дится, если над ним шутят зло. В хорошем на­строении он «улыбается». Печальное настроение он выражает не только мимикой, но и жалоб­ными звуками. На благосклонность или непри­язнь со стороны людей шимпанзе отвечает со­ответственным настроением. Когда шимпанзе обидят, он делает такие же движения, как и ка­призный ребенок: бросается на пол, царапает себе лицо, бьется руками и ногами, рвет на себе волосы.

Натуралист Уайнвуд-Рид так рассказывает о своем шимпанзе:

«Мой шимпанзе очень хорошо знал своих дру­зей и отличал их от посторонних, но не чуждал­ся всех, кто ласково к нему относился. Осо­бенно хорошо он себя чувствовал в семейном кругу, когда мог ходить из комнаты в комнату, отворять и затворять двери и вообще развле­каться. Если он замечал, что на его шутки обра­щают внимание, то начинал бить руками по столу,чрезвычайно радуясь, когда присутствую­щие следовали его примеру. Он все подробно исследовал, отворял заслонку у печки, чтобы наблюдать за огнем, вытаскивал сундуки, опо­ражнивал их и играл всем, что там находил. Ко всякому незнакомому и подозрительному предмету относился недоверчиво. Похвала все­гда доставляла ему удовольствие, особенно если хвалили его ловкость и гимнастические упраж­нения. Когда ему что-нибудь дарили, шимпанзе всегда выражал благодарность. Он нежно клал руку на плечо того, кто сделал подарок, или протягивал ему руку, или даже целовал его. Мое­го шимпанзе никто этому не обучал. Так же ласково он вел себя, когда вечером его уво­дили из клетки в комнату для ночлега. Он знал это время и уже выражал беспокойство. Ко­гда его брали на руки, он укладывался, как ребенок, склоняя голову на грудь своего воспи­тателя и, по-видимому, чувствовал себя чрез­вычайно довольным.

Очень мило держал себя шимпанзе с детьми. Он вообще не был злым или коварным и отно­сился дружелюбно и внимательно к каждому. Но с детьми обращался особенно нежно, и все­го нежнее с маленькими. К девочкам он отно­сился лучше, потому что мальчики его часто дразнили. Он терпел их шутки, но все же изде­вательство ребят его раздражало. Когда ему в первый раз показали мою шестинедельную дочку, он рассматривал ее с удивлением, неж­но поводил по ее лицу пальцем и, наконец, дружелюбно протянул ей руку. К обезьянам он не всегда относился хорошо. Когда я привел молодую самку шимпанзе к еще более молодому самцу, самка не обнаружила к нему никакого интереса, не проявила ни малейшего чувства радости или дружбы. Наоборот, пользуясь тем, что юнец был слабее, обращалась с ним грубо, пыталась бить его, щипать и вообще вела себя с ним так жестоко, что пришлось их разъеди­нить. Подобного отношения к детенышам я не замечал у других шимпанзе.

В отличие от остальных обезьян шимпанзе весел до поздней ночи — пока есть свет в ком­нате. Свой ужин- он ест с особенным удоволь­ствием. Водворенный в комнату, он с нетерпе­нием ждет женщину, которая приносит ему чай. Если она не является; он, подойдя к двери, громко стучит; но стоит ей показаться, как шимпанзе приветствует ее радостным восклица­нием «о, о» и подает ей руку. Он очень любит сладкий чай с ромом и кофе. Ест все, что подают на стол, не отказывается от напитков, в особен­ности от пива. Во время еды он располагается на диване и рукой берет чашку с блюдечка. Сначала он с аппетитом глотает жидкое, потом ест накрошенные куски хлеба. Верхние куски он притягивает в рот губами, а потом, чтобы до­стать те, что остались на дне, он очень ловко пользуется ложкой: руками ему есть запрещено. Во время еды он внимателен ко всему, что про­исходит вокруг. Его глаза постоянно бегают по сторонам. Насытившись, шимпанзе не идет сразу спать. Он то вытаскивает полено из печки, то схватит платок или скатерть и закрывается ею, то начинает вытирать и чистить комнату. Вообще чистка, мытье, вытирание — его любимые заня­тия. Если ему удается завладеть каким-нибудь платком, он возвращает его очень неохотно. Вначале очень нечистоплотный, шимпанзе скоро привык не загрязнять свою комнату, клетку и постель. Попадая в грязь, он очень этим не­доволен и ведет себя, как человек: брезгливо смотрит на запачканную ногу, держа ее на­сколько можно дальше от себя, трясет ею, затем хватает горсть сена и вытирает грязь.

С другими животными шимпанзе общался мало. Больших он боялся, а к маленьким отно­сился пренебрежительно. С собачкой, которую ему привели для игр, он обращался дурно. К птицам он был равнодушен. В его комнате жил серый попугай. С ним он часто возился. Робкий сам, шимпанзе не мог удержаться, чтобы не пугать птицы. Он тихо подкрадывался к ее клетке и внезапно высоко подымал руку, как будто бы желая схватить своего сожите­ля. Но попугай настолько привык к этому, что нисколько не пугался. В ответ на обезьянью шутку он забавно вскрикивал «пст, пст», подражая хозяину, который таким звуком успо­каивал шимпанзе. Змей и других пресмыкаю­щихся шимпанзе боялся. Когда я показал ему крокодила, он робко, но озлобленно закри­чал «о, о» и постарался поскорее убежать. Увидев через стеклянную перегородку змею, он издал то же восклицание и хотел скрыться, хотя знал, что стекло хорошо защищает его от змеи. Если я брал в руки черепаху, ящерицу или змею, он тоже обращался в бегство. Вся­кое змееподобное животное было ему неприятно».

В середине зимы у шимпанзе, жившего в Бер­линском саду, опухли шейные железы, затем последовало осложнение — воспаление легких. Доктор Мартин, лечивший эту обезьяну, рас­сказывает: «Я познакомился с шимпанзе в конце декабря, во время зимней непогоды. Больная обезьяна, закутавшись в свое одеяло, спокойно лежала в постели, безучастная ко всему, что происходило кругом. На лице у нее было выражение тяжелого страдания, ее мучили приступы кашля. Она с испугом отшатнулась от меня, совершенно не знакомого ей человека. Поэтому нельзя было в этот же день ее подробно исследовать. Мне удалось это сделать только в следующий визит, когда своим состраданием и дружелюбием я приобрел ее доверие. Кроме значительной опухоли по обе стороны шеи, у обезьяны было воспаление ле­вого легкого. Мне казалось, она понимала, что опухоль мешает ей дышать. Как заболевшие Трупом дети, когда им недостает воздуха, хва­таются за пораженное место, так и обезьяна, когда я ее осматривал, схватив мою руку, клала ее на горло. Посоветовавшись с другим врачом, я решил, что нужно вскрыть нарыв. Это легко было решить, но трудно привести в исполнение. Наконец, мы приступили к делу. Четыре чело­века крепко держали животное, но шимпанзе напряжением всех сил отбросил их в сторону.

Он пришел в ярость и не успокоился до тех пор, пока мы не вышли за дверь. Чего нельзя было достигнуть насилием, то, к величайшему нашему удивлению, удалось сделать лаской. Успокоен­ный дружелюбными увещаниями и ласками, больной шимпанзе без всякого сопротивления позволил еще раз исследовать нарыв и все время умоляющим взглядом следил за моей рукой. Тогда мы отважились на операцию без наркотических средств и не связывая животного. Сидя на коленях надзирателя, обезьяна накло­нила голову и осталась неподвижной в этой позе. Я быстро сделал разрез, животное при этом не дрогнуло ни одним мускулом, не издало ни одного крика».

Очень интересные наблюдения над шимпанзе были сделаны в Сухумском обезьяньем питом­нике. Питомник этот устроен специально для опытов и особенно для медицинских исследова­ний обезьян. Профессор Ю. Фролов так расска­зывает о жизни обезьян в питомнике:

«Взрослые шимпанзе, ростом с десятилетнего ребенка, живые и подвижные, уже привыкшие к людям, только что поели из тарелок и, уку­тываясь одеялами, укладывались на «мертвый час».

Обезьяны встретили нас довольно приветливо и протягивали через решетки свои руки. Но до­верять им было преждевременно. Через несколь­ко дней, когда мы начали опыты, нам пришлось ближе познакомиться с шимпанзе, и они пока­зали нам свой характер и свои зубы.

Работавший с нами исследователь, доктор Долин, долго ходил искусанным, пока, наконец, не научился укрощать обезьян ласковым обра­щением. Рассерженную обезьяну можно успо­коить только полной неподвижностью. Видя, что человек спокоен, она перестает нападать. Если же от нападающих шимпанзе отбивать­ся, они приходят в еще большую ярость.

Быстрота движений шимпанзе удивительна. Их почти невозможно сфотографировать, и по­этому мы применили кино. Когда обезьяна хочет достать плод, она поразительно быстро и ловко прыгает. Характер прыжков зависит от того, насколько обезьяна голодна. Обезьяна, пока испытывает сильный голод, прыгает искусно и настойчиво, но, насытившись, становится ме­нее подвижной. Это роднит ее поведение с поведением других животных, например со­баки.

Некоторые шимпанзе проявляют удивитель­ную сообразительность. Так, например, чтобы достать высоко подвешенный плод, они вставля­ют одну бамбуковую палку в другую, поняв, что одной сравнительно короткой палкой до пло­да достать было нельзя.

Интересные опыты с обезьянами проводил германский ученый Вольфганг Келлер. Он дал много интересных сведений о поведении этих животных. Мы решили расширить опыты Келлера. Мы взяли ящик с двумя клавишами. При нажиме на один из них раздавался электри­ческий звонок, затем ящик открывался, и из него выскакивала кормушка с едой. Этот ящик, который мы назвали «обезьяньим роялем», был установлен в клетке.

Обезьяна, нажав кнопку звонка и испуга­вшись звука, убегала от ящика, раньше чем появлялась кормушка с едой. Потом обезьяну охватывало любопытство. Она начинала подкра­дываться к ящику и, убедившись, что он не опа­сен, вновь нажимала клавиш. При новом звон­ке обезьяна опять прыгала в дальний угол клетки. Но с каждым разом она пугалась все меньше и, наконец, стала брать появлявшуюся после звонка еду.

После этого настроение обезьяны круто изме­нилось. Она стала нажимать клавишей своей пятерней, и звонок непрерывно звонил. Так она приобрела новый навык добывания вкус­ной пищи по собственному сигналу.

Случалось, что, подойдя к «роялю», обезьяна забывала нажать кнопку. Кормушка с пищей не появлялась. Тогда обезьяна принималась размахивать руками, бить себя кулаками в грудь, строила разные смешные рожи, тере­била прутья клетки и рычала.

Мы могли постепенно увеличить трудность заданий. Но для нас важнее было сравнить по­ведение различных животных при опыте с на­шим «роялем». Мы брали собак, низших обезь­ян — мартышек и высших — человекообразных обезьян, шимпанзе, и для сравнения ставили тот же опыт с ребенком. Оказалось, что если для образования одного и того же навыка у шим­панзе требуется, предположим, пять дней, то у низшей обезьяны — мартышки — на это же нужно, примерно, двенадцать дней. Чтобы при­вить этот навык любой домашней собаке, необхо­димо тридцать дней, тогда как ребенок трех — четырех лет усваивает эту же задачу в один — два урока».

Очень интересные наблюдения над молодым шимпанзе сделала в Москве Н. Н. Ладыгина-Котс. У нее три года, от полуторагодовалого возраста до четырех лет, жил молодой шимпанзе по имени Иони. Ладыгина-Коте подробно запи­сывала его поведение, шалости, игры и занятия, а потом сравнивала эти наблюдения с наблюде­ниями над своим маленьким сыном.

Все опыты, произведенные с обезьянами, по­казывают, что они мало отличаются от других зверей. Обучить обезьяну можно многому, но толк от этого будет не очень велик: все равно обезьяны не могут заменить людей в их работе. Они не станут такими разумными существами, как человек.

Опыты с человекообразными обезьянами дале­ко еще не закончены. Мы продолжаем опыты исследователей, работавших ранее нас. Другие ученые, которые придут после нас, будут про­должать нашу работу.

Может быть, сегодня эти будущие ученые еще сидят на школьной скамье и изучают природу в кружках юных натуралистов.