Белый, полярный медведь, или ошкуй, гораздо больше других медведей. Высота крупных ош­куев доходит у зашейка почти до 1 1/₂ метра, а длина туловища — почти до 3 метров, при весе до 800 килограммов. У ошкуя длинный, косматый и густой мех белого цвета. Времена года не вызывают никаких перемен ни в цвете, ни в густоте меха.

Живет ошкуй на плавучих льдах Северного Ледовитого океана, редко выходит на сушу и почти никогда не удаляется от воды. Он встре­чается во всех полярных странах, то есть имеет кругопалярное распространение. Белый медведь рыщет среди льдов, не страшась никаких дру­гих существ. Он равнодушен к леденящему холоду и страшным полярным метелям.

«Настоящим медвежьим царством,— говорит Пехуэль-Леше,— можно назвать необитаемый остров Диомида в Беринговом море. Однажды мы увидели здесь на ледяном поле многочис­ленное собрание медведей. Собрались они без­условно неспроста. Мы стали ждать, чтобы вы­яснить это. К берегу приплыло распухшее тело кита, которым медведи и лакомились. Интересно было видеть, как эти белые животные, испач­канные кровью и внутренностями, пользова­лись своим береговым правом. Нашим прибы­тием они были, видимо, недовольны и не имели ни малейшего желания уступить свою добычу приближающейся лодке. Когда же самый рос­лый из них пал с простреленным затылком, а другой был тяжело ранен, остальные стали убегать с поразительной быстротой. Но, когда мы вышли на берег, они кружились вокруг нас на почтительном расстоянии, как стая разъя­ренных волков, производя неуклюжие угрожаю­щие движения и ожидая нашего отплытия».

Белые медведи — очень выносливые пловцы. Они целыми часами двигаются по воде, проплы­вая пять километров в час. В продолжение одного дня ошкуй проплывает большие про­странства, и часто его можно встретить в откры­том море, далеко от берега и льдов.

Эти звери прекрасно ныряют и умеют ловить рыбу. На суше походка белого медведя медленна и осмотрительна; но когда он пускается неуклю­жей рысью или галопом, то двигается по неров­ному льду с большой быстротой. Из чувств у этих медведей тонки зрение и обоняние. Когда ошкуи странствуют по большим льдинам, они взбираются на ледяные торосы и оттуда высма­тривают добычу. Очень далеко медведь чует мертвого кита или кусок поджаренного сала. Страшная сила ошкуев, которой они превос­ходят всех других медведей, и ловкость движений

в воде помогают им легко ловить тюленей. Если ошкуй издалека заметит лежащего на льдине тюленя, то бесшумно погружается в воду и подплывает к своей добыче против ветра. Тюлени обычно лежат вблизи отверстий или расщелин льдов, куда уходят при опасности. Этим и пользуется медведь: он ныряет под лед и с замечательной точностью находит тюленьи убежища. Страшная голова опасного врага не­ожиданно появляется перед беспомощным тю­ленем в его собственном доме, отрезая путь к спасению. На наземных животных — северных оленей, песцов и леммингов — белые медведи на­падают только тогда, когда море не дает им достаточно пищи. Они едят иногда водоросли, ягоды, мох и яйца птиц на птичьих базарах. Самцы и молодые самки совсем не впадают в спячку. Беременные же медведицы уходят к зиме на сушу и под скалами или нависшими глыбами льда роют в снегу берлоги. Вскоре снег толстым слоем покрывает логовище и де­лает его теплым. Залегает медведица в берлогу сильно упитанной. В самое холодное время она рождает от одного до трех детенышей и лежит с ними до появления весеннего солнца. В апреле медвежата достигают роста пуделя, сопрово­ждают мать на охоту, плавают и гоняются за рыбой. Мореплаватели и китоловы рассказы­вают трогательные истории о самоотверженно­сти белых медведиц. «За медведицей, — говорит Скоресби, — у которой было двое детенышей, гнались вооруженные матросы. Сначала, ка­залось, она хотела увлечь медвежат за собой. Она забегала вперед, беспрестанно оглядыва­лась и встревоженным голосом побуждала их к побегу. Когда же враги заметно приблизи­лись, она буквально стала гнать медвежат впе­реди себя, толкая их изо всех сил, пока совсем не скрылась». Другая медведица, поднятая со­баками путешественника Кэна, несла своего медвежонка, притискивая его подбородком к груди или держа в зубах. Врем» от времени она оборачивалась и отгоняла преследующих ее собак. Когда ее застрелили, медвежонок взлез на труп матери и отбивался от собак, пока не застрелили и его.

«Где живут тюлени и моржи, — говорит Пехуэль-Леше, — там есть и белые медведи. Нам доставляло всегда большое удовольствие сле­дить за движениями этих хищников, когда они то тут, то там показывались среди неровностей ледяной поверхности, переплывали воду и по­дымались на ледяные скалы, чтоб осмотреться и отыскать тюленя. Мы встречали их вблизи берегов и в открытом море на расстоянии дня пути от берега, большею частью на льдинах. Неутомимо обходят они свое полярное царство, питаясь всем, что могут добыть. Насытившись, они забавляются разными играми и борются друг с другом на льду. На местах, где они играют, снег совершенно утоптан. Они скаты­ваются со склонов холмов и оставляют широкие следы своего тела и клочки шерсти».

Белые медведи избегают нападать на чело­века, но при крайнем раздражении или при сильном голоде случается, что они преследуют его. «У западного берега Шпицбергена, — пишет путешественник Кюкенталь, — на ледяном мысе мы встретили большое количество белых мед­ведей, из которых за шесть недель убили во­семнадцать, а двух медвежат захватили жи­выми. Звери появлялись то отдельно, то семья­ми, то группами. Семейства состояли всегда из матери и одного или двух детенышей. На южной губе пролива Гинлопен мы видели около семнадцати медведей, бродящих по льду. Мед­ведь на человека обыкновенно не нападает. Он убегает от него, когда может, даже раненный. Только раз мы видели нападение этого зверя на человека. Наш гарпунщик пошел с двумя охотниками, вооруженными только ломами, на льдину невдалеке от судна. Там они увидели большого медведя. Чтобы загнать медведя в воду и без труда убить его, они разделились и пошли в обход зверя. Медведь вдруг оста­новился, прислушался и помчался во весь опор на одного из охотников. Тот перепрыгнул с мяг­кого снега на твердую льдину и нанес ломом удар нападавшему зверю. Медведь отступил шага на два и снова стал наступать. Несмотря на не­сколько удачных ударов, нанесенных ему в го­лову, он не отступал и так близко подошел к че­ловеку, что тот принужден был защищаться топором-ледорубом. В этот критический момент гарпунщик, наконец, подбежал к месту борьбы и выстрелил. Раненый медведь продолжал на­ступать. Следующий выстрел был для него смертельным. Когда мы свежевали этого мед­ведя, то обнаружили, что желудок его был со­вершенно пуст, а слой жира, достигающий обыкновенно у медведей толщины в два пальца, у него совсем исчез. Было ясно, что животное кинулось на человека лишь потому, что было сильно голодно».

На крайнем севере белые медведи расхищают склады. «Они имеют неприятное обыкновение,— говорит Брэм, — отыскивать и присваивать за­пасы, которые северные путешественники пря­чут в определенных местах ледяных пустынь, чтобы потом в случае нужды ими воспользо­ваться. Деревянные избушки с такими запа­сами медведи разрушают, каменные кучи раз­брасывают, бочки и сундуки взламывают и уни­чтожают все, что могут проглотить. Полярный путешественник Кэн рассказывает, что эти гра­бители, кроме мяса и морских сухарей, съели кофе, паруса и американский флаг. Только с же­лезным сундуком они не могли справиться. По словам Тобизена, медведи опустошили две бочки с рыбой, которые он оставил в зимнем помеще­нии. Во время экспедиции Мак-Клура для спа­сения Франклина охотники убили медведя, же­лудок которого был наполнен изюмом, ветчиной, табаком и пластырями. Это угощение ошкуй мог получить только при разграблении какого-нибудь склада. У немецких полярных путеше­ственников белые медведи утащили астрономические аппараты и железные крючки, съели в санях сахар, стеариновые свечи, разжевали каучуковые фляжки, пакеты с табаком и вытя­нули пробку из водочной бутылки. Важный пу­тевой дневник медведь, к счастью, успел только схватить зубами, когда шум был услышан, и ошкуя прогнали».

За белым медведем охотятся всюду из-за его мяса, жира и меха. Его ловят в капканы, убивают огнестрельным оружием и копьями. Од­нако, в ловушку заманить его трудно. «Капи­тан китоловного судна, — рассказывает Скоресби, — которому очень хотелось достать себе мед­ведя, не повредив его шкуры, попробовал пой­мать его петлей, спрятанной в снегу. Для при­манки он положил кусок китового сала. Мед­ведь скоро был привлечен запахом жареного жира, но, схватив приманку, заметил, что нога его попала в петлю. Тогда он бросил сало, осторожно другой лапой освободился от петли и медленно ушел с добычей. Съев спокойно пер­вый кусок, он пришел опять. На, этот раз он стал осторожнее и прежде всего оттолкнул в сто­рону подозрительную веревку, а потом унес приманку. Тогда петлю положили поглубже, а приманку — в углубление в самой середине петли. Медведь снова подошел, обнюхал все место кругом, разгреб лапами снег, опять от­толкнул петлю и еще раз безнаказанно завла­дел угощением».

У нас в СССР на полярных островах и по побережью Сибири ежегодно убивают от ста до трехсот медведей.

У европейских берегов (западнее Югорского Шара) медведь почти истреблен и даже редок по южным берегам Карского моря. Больше бьют медведей на Новой Земле и Чукотском побе­режье. Пойманные в ранней юности, белые медведи делаются ручными и до известной степени дрес­сируются. Они позволяют своему воспитателю посещать их в клетке и играют с ним. Неволю переносят плохо, даже у себя на родине; в ран­нем детстве чувствуют себя нехорошо под кры­шей и с большой радостью катаются по снегу и льду, попав на двор. В широком помещении с глубоким и большим водным бассейном, как у нас в Московском зоопарке, они чувствуют себя хорошо, по целым часам плавают, купаются и играют друг с другом. К пище они нетребо­вательны. Молодым дают молоко и хлеб, взрос­лым — мясо, рыбу. У нас они спят ночью, днем же бодрствуют, хотя временами отдыхают, лежа на брюхе или сидя на задних лапах, как собака. К старости они становятся раздражи­тельными.

При хорошем уходе белые медведи живут долго и размножаются в неволе. Известен слу­чай, когда пойманный в молодости и воспитан­ный в зоологическом саду белый медведь про­жил двадцать два года, а медведи Лондонского зоологического сада прожили двадцать лет и три раза приносили детенышей.